Тетушка
Это было в конце зимы. Мать моя, после ранней смерти моего отца, вышла на работу, чтобы прокормить троих детей: мне в ту пору было 12 лет, моему брату 5 лет и сестренке 3 года. С нами еще жила тетя Маша, родная сестра матери, девушка на выданье 22-х лет. Несколько слов о моей тетушке. Она была среднего роста, не худая и не толстая, но словно собранная из округлостей разного размера. У нее были крепкие округлые груди, восхитительные округлые ягодицы, румяные пухленькие щечки и кокетливо очерченные губки. Когда она шла по улице, у всех прохожих мужчин заклинивало башню, они останавливались, и, забыв о том, куда и зачем шли, долго провожали ее взглядом.
Для присмотра за маленькой болезненной дочерью мать наняла за небольшие деньги одну пожилую, как мне тогда казалось, женщину. У этой женщины был очень молодой для ее возраста сын Виктор, парень примерно 19 лет. Этому Виктору приглянулась моя прелестная тетушка, и он захаживал в наш дом чаще, чем его мать, просто так, без дела. В доме было 2 жилые комнаты: зал и спальня. По вечерам смотрели телевизор в зале обычно втроем: я, тетя Маша и дядя Витя. Брат с сестрой еще были малы, а матери было некогда. Тетя Маша и дядя Витя обычно садились на диван рядышком, и дядя Витя очень активно начинал щипать и щупать мою тетушку. Она притворно взвизгивала и делала вид, что обороняется. ( для всех) Я уже привыкший к их играм, чтобы им не мешать, смотрел телевизор, лежа на полу между диваном и телевизором. Но иногда когда тетушка взвизгивала особенно громко, я все же, как бы невзначай оборачивался и подмечал, что Виктор во всю щупает тетку за грудь, или что-то делает рукой у нее под юбкой. Мать моя уходила на работу очень рано, в 4 часа утра, она работала дояркой на молочной ферме. В доме было всего 2 кровати, одна в спальной, где спали моя мать с братишкой, а другая в зале, где спали тетушка и я. Сестренка спала в детской кроватке рядом с мамой. На диване в зале обычно никто не спал, конструкция его была очень неудачной, он был очень узкий и скрипучий. На нем было хорошо сидеть и смотреть телевизор, так как диван был со спинкой, и было приятно опираться на нее спиной.
И вот как-то ночью, перед утром я проснулся от каких-то скрипучих звуков на соседнем диване. Я с испугу пошарил рядом рукой и убедился, что тетушки рядом на кровати нет. Потом я услышал со стороны дивана обрывки фраз, и понял, что моя тетя лежит там с Виктором, и они делают что-то, отчего диван буквально ходит ходуном. Конечно, я быстро сообразил, что они ебутся, хотя раньше никогда этого не видел. Пацаны в этом возрасте часто уже обсуждают эту тему, подсматривают за взрослыми и если чего видели, потом рассказывают друг другу. Особенно я завидовал одному приятелю, который жил рядом с большим общественным садом и часто видел, как туда под вечер проходят вереницы парочек из расположенного недалеко санатория. Он как разведчик, крался за ними и частенько оказывался свидетелем того, как дяденьки и тетеньки ебались (другого слова для этого мы тогда не знали), зачастую не обращая внимания на другие пары, лежавшие неподалеку.
И вот я впервые присутствую при этом. Было еще темно, и я практически ничего не видел, но звуки, которые от них . . .
доносились, многое могли рассказать. Я внимательно поглощал все эти звуки: резкий скрип диванных пружин, тяжелое дыхание Виктора и очень возбуждающие стоны и взвизги моей тетушки. На Виктора эти стоны видимо тоже очень сильно действовали, так как я заметил, что чем сильнее она стонет, тем сильнее он ее метелит, и громче скрипят пружины, пока все это не закончилось сплошными подвываниями моей тетушки. Я было подумал, что ей больно, но вдруг все прекратилось и комнату поглотила громкая тишина. Несколько минут было тихо, а потом они заговорили.
— Тебе было хорошо, Машенька?
— Да, очень, как никогда.
— Давай еще?
— Давай Витенька.
И все началось по новой: скрип пружин, шумное дыхание Виктора, стоны тетушки и еще какие то чмокающие звуки, похожие на звук насоса в тот момент, когда резко вытаскиваешь поршень из хорошо смазанного цилиндра. Второй раунд длился больше первого и в конце он был еще более шумным и визгливым. И опять тишина, а затем громкий шепот.
— Ну, как Машенька?
— Ой, хорошо, так сладко.
— Еще хочешь?
— Очень, мне с каждым разом все слаще и приятней.
— Машенька, раздвинь ножки пошире, я хочу поглубже засадить, ты как, не возражаешь?
— Нет, мне тоже нравится, когда ты глубоко вставляешь. Только я не могу правую ногу отодвинуть, спинка мешает.
— Ну, тогда подними ее повыше, мне на спину ее положишь.
— Хорошо, Витенька.
Диван снова жалобно заскрипел. Через короткое время слышу.
— Ну как, Машенька, так хорошо?
— Ой, хорошо, Витенька.
— Может поглубже, как тебе?
— Да, Витенька, можно и поглубже, ой хорошо то как!
— Ножки подними повыше, будет тебе поглубже.
Диван заскрипел сильнее, женские стоны стали громче. На улице стало заметно светлее. Я боялся высунуть голову, но все же мне стали видны ее пухлые белые ноги, которые то расходились в стороны, то сходились вместе, так что ее ступни на мгновение прикасались друг к другу, словно играли в ладушки, в унисон с мужским задом, яростно скачущим вверх и вниз, вверх и вниз. Все это сопровождалось громкими женскими стонами и хлюпающими звуками, как будто где-то в глубине взбивали сметану. Эта ожесточенная дрючка продолжалась долго, возможно минут 20, сейчас я точно уже не помню. Затем снова какое то время они, молча, отдыхали, пока не отошли от любовного экстаза.
— Ну, ты как, Машенька, не устала?
— Нет Витенька, я еще хочу. А у тебя как, стоит?
— Да уже стоит.
— Тогда иди ко мне. Тут кое-кто соскучился по хорошей толстой палке.
— Да, у твоей лохматки завидный аппетит, вся мокрая от слюны, еще не наелась моей колбаски. Ладно, раздвинь ножки пошире, мне нужно прицелиться.
— Смотри не промахнись.
— Не промахнусь.
Он приподнял повыше ее ноги и с силой задвинул ей.
— Ой, как хорошо, Витенька.
Дрючка продолжалась. Виктор дышал заметно тяжелее, видно начал уже уставать. Теперь он двигался с меньшей частотой, движения его стали размашистыми и как бы неторопливыми. Он медленно приподнимался, на мгновение останавливался и с ускорением вламывался между тетиных раскоряченных ножек, выбивая из нее протяжный возбуждающий стон.
Тем временем на улице стало совсем светло, но молодые любовники похоже ничего не замечали вокруг. Даже моя тетушка, которая должна была подумать о том, что ее племянник должен уже проснуться, забыв обо всем на свете, похотливо взвизгивала и размашисто размахивала голыми ножками, как самка, вошедшая в дикий экстаз, когда ее яростно дерет самец. Прошло еще 20 минут. Они снова кончили и отдыхали.
— Ну ты как, Витенька, еще не устал?
— А что?
— Я еще хочу.
— . . .
Сейчас попробую.
— Попробуй, только хорошенько.
— Да уж постараюсь.
И снова скрип дивана. На улице во всю светило солнце, а они все ебались и ебались, забыв обо всем на свете. В соседней комнате уже проснулись братишка и сестренка и бегали, весело топоча ножками. В конце концов, они заинтересовались звуками, исходившими из нашей комнаты, и решили посмотреть, что их тетушка так яростно делает, что все там дрожит и скрипит. Но они не смогли открыть дверь и начали бить в нее кулачками и кричать. Виктор ошалело слез с моей тетки и быстро натянул штаны, она тоже натянула халат на голое тело и открыла дверь, в комнату ворвались детки и радостно завизжали. Я сделал вид, что проснулся от их шума, тоже встал и начал одеваться. Виктор сразу ушел, а тетка энергично что-то готовила на кухне. Я вызвался ей помочь и бестолково крутился около нее. Тетушка села у стола и начала чистить картошку, я с другой стороны стола начал резать хлеб. Неожиданно у меня выскочил нож и упал. Я нагнулся
за ножом и когда подобрал его, нечаянно взглянул в сторону тетки и обомлел. Прямо перед моими глазами на стуле располагались ее белые обнаженные и широко раздвинутые ноги, а между ними покрытый курчавыми волосами таинственный женский орган. С трудом, отведя взгляд от этой картины, я встал, положил нож, и, стараясь не встречаться с ней взглядом, вышел на улицу.
Жизнь продолжалась. Через несколько месяцев, уже летом я подкараулил их, когда они пошли в баню в конце нашего огорода, хотя в тот день баню мы не топили. Дело было вечером, на улице было темно. Я осторожно подошел к легкой дощатой двери бани и заглянул в щель между досками двери. Они включили свет, и потому мне было видно край дивана и то, что было на этом месте: пухлую белую ногу моей тетушки, которая периодически поднималась и опускалась в унисон с громкими пружинными звуками. Это был тот самый диван, на котором они упражнялись зимой, незадолго до этого мы купили в зал широкую тахту, а этот уродливый диван перенесли в предбанник. Поскольку тетка с Виктором были уверены, что их никто не видит и не слышит, они вели себя совершенно свободно. Виктор, словно дикий зверь, метелил мою тетушку, а она громко стонала и подавала возбуждающие реплики.
— Ой, как хорошо, ой как здорово! У тебя сегодня такой большой!
— Тебе это нравится? Ты что-нибудь чувствуешь?
— Еще как чувствую!
— Что чувствуешь?
— Хуй в пизде!. .
— Хочешь поглубже?
— Да. Витенька, давай, давай
Виктор старался так, что мне казалось, что диван сейчас развалится, и как только тетушка терпела такую дрючку, непонятно Наконец через несколько минут предбанник огласился серией ее стонов, переходящих в крик и стало совсем тихо. Наконец Виктор скатился на край дивана спиной к тетушке, он лежал боком, и мне стало видна часть его туловища и то, что находилось у него между ног Я поразился размеру члена этого парня, он походил на шматок колбасы длиной сантиметров двадцать и около шести в диаметре. А через несколько секунд в поле моего зрения появилась белая ладошка тетушки, которая начала сначала неторопливо, а затем с ускорением двигаться вдоль этого живого ствола. Видно было, что Виктору эти движения теткиной руки очень нравились, он начал стонать и двигать телом так, что его член входил и выходил из этого нежного плена тетушкиных пальчиков.
— Машенька, ты уже хочешь?
— Конечно!
— Что хочешь?
— . . .
Засади мне поглубже! Всю аллею цветами — добавила она и засмеялась.
Виктор встал, разложил мою тетушку так, что ее нога, видная в щель, отодвинулась почти перпендикулярно дивану. Виктор лег на тетушку, задвинул свой ствол, так что тетушка возбужденно проговорила:
— Ой как хорошо, Витенька!. .
Диван порывисто заскрипел и «процесс» пошел с новой силой Минут через пятнадцать, после того как тетушка еще раз выдала череду возбуждающих криков женской радости, Виктор снова лег боком на край дивана и я заметил что его член заметно уменьшился в размерах и походил на скрюченный отросток. Вскоре женская ладошка опоясала поникший орган и стала двигать его вперед и назад.
— Ну что, не стоИт или не стОит? — услышал я задорный тетушкин вопрос?
— Еще как стОит! — ответил Виктор.
— Ты его пальчиками приласкай, твои шаловливые пальчики мертвого поднимут! — добавил он.
И действительно, буквально через минуту его поникший орган начал вести себя так, словно его накачивали какой-то волшебной жидкостью, он стал расти, выпрямляться и вскоре встал во весь свой богатырский рост. Виктор встал, шлепнул тетушку ладошкой и велел подняться и встать раком. Тетушка встала на колени поперек дивана, так что ее круглый зад навис прямо над краем дивана, попав в поле моего зрения. То, что я увидел (вид ее круглой попы в профиль) повергло меня в изумление, когда же я представил, что видит перед собой Виктор, у меня в трусах стал тяжелеть мой детский хуек Виктор с видимым удовольствием долго разглядывал открывшуюся ему картину и поглаживал ее бедра и зад.
— Что-то ты долго целишься, Витенька! Боишься промахнуться?
— В такую цель трудно промахнуться, — ответил Виктор и, приладив член, задвинул его в глубину ее тела.
Виктор взялся обоими руками за ее крутые бока, и стал порывисто притягивать ее попу к себе, прижимаясь к ней низом живота. Тетушка и сама начала порывисто двигать задницей взад и вперед, стараясь сильнее насадиться на его дротик. Шлепки их сталкивающихся чресел становились все громче и громче.
— Ох, какая класская ебля! Как здорово с тобой ебаться! — воскликнул Виктор.
— Давай Витенька, дери меня сильнее! О, блядь, как хорошо! — тяжело простонала тетушка и стала двигаться еще резвее.
— Сынок, ты где? Пора домой! — голос матери неожиданно прервал мое эротическое «кино». Я испуганно оглянулся и увидел, что она высунулась из окна, тщетно пытаясь увидеть меня в темноте нашего двора. Я обождал несколько секунд, и когда ее голова скрылась в глубине комнаты, тихо, на цыпочках стал отходить от бани к дому. Тетушка зашла в дом минут через сорок, ее румяное, возбужденное лицо наглядно говорило об испытанных ею удовольствиях.
Я больше ни разу не оказывался свидетелем их любовных встреч, хотя конечно они встречались. Они часто уходили вдвоем гулять и я думаю, что скорее всего он уводил ее к себе домой, его мать подолгу уходила по делам и дом был в их полном распоряжении. Через полгода Виктора забрали в армию, а еще через несколько месяцев к нам неожиданно приехал свататься симпатичный парень лет на 5 старше нее, и тетушка вышла за него замуж. Через год у них появилась дочь, через 3 года еще одна дочь, но что-то у них не заладилось. Когда я приезжал к ним на каникулы, я не заметил в их отношениях никакого эротизма. Они тогда еще жили в семейном общежитии, я спал с ними в одной комнате, и никогда не слышал, чтобы скрипела их . . .
кровать. Но видимо тот сексуальный аппетит, который разбудил в ней Виктор, не давал тетушке покоя, и она начала гулять от мужа, изменять ему. Когда она приезжала к нам в гости, я иногда слышал, как моя мама за закрытыми дверями отчитывала тетю Машу со словами «когда ты бросишь блядовать?». Но тут неожиданно погиб муж моей тетки (попал под машину) и тетка стала блядью районного масштаба на законных так сказать основаниях.
Несколько лет она жила вольной разгульной жизнью. Мать моя в то время работала в школе-интернате. К одной девочке там по воскресеньям приезжал молодой энергичный папа, который как-то пожаловался моей матери, как ему трудно воспитывать дочь одному, без жены. Мать познакомила его со своей сестрой и вскоре они стали жить вместе. Тетушку как будто подменили, она больше не гуляла с посторонними мужчинами. Как-то они приехали к нам летом на выходные, и мама постелила им на ночь в саду на широком деревянном топчане. Ночью я побежал по нужде в туалет, но я привык бегать туда не по дорожке вокруг огорода, а напрямик, через сад. В саду я остолбенело остановился у топчана, пораженный увиденным. Постель была разворочена так, как будто там пробегало стадо слонов. Моя тетушка и ее муж спали совершенно голыми, при этом он держался рукой за ее грудь, а она своей ладошкой обхватила его член, словно опасаясь, что он куда-нибудь улетит. Наконец я вышел из ступора и пошел дальше, думая про себя: «Ну, что же, все понятно, у них полная гармония».